"Цветной слух", если судить формально, это частный случай синестезии, конкретно - зрительно-слуховой, причем при ограничении визуального компонента "межчувственной связи" одним только цветом (т.е. с исключением пространственных, структурных элементов). Вместе с тем, ввиду своей распространенности и привлекательности как объекта внимания и рефлексии, ввиду броскости и экзотичности, загадочности (и соответственно трудной доступности для скорого анализа) "цветной слух" стал как бы синонимом самого понятия синестезии, наиболее полно воплощая ее проблемность.

Одним из трюизмов, пусть и парадоксальных, кочующих из медицинских, психологических изданий в философско-эстетические, из академических в популярные, из материалистических в теософские (и наоборот) является стыдливо-заискивающая, с долей удивления, констатация того, что "подобной уникальной способностью видеть звуки и слышать цвета в наиболее яркой, исключительной форме обладали композиторы Скрябин, Римский-Корсаков, Чюрлёнис, Асафьев и Мессиан..." При этом полагается само собой разумеющимся, что эти "чудесные" межчувственные связи носят "навязчивый" и, более того, "врожденный" характер (т.е. характер реального соощущения). Так ли это?

Авторы занимаются данной проблемой (пусть и в контексте интересов искусства) более сорока лет, обсуждали ее на специальных секциях "Цветной слух" всех пятнадцати организованных ими в Казани и Москве всесоюзных, всероссийских и международных конференций "Свет и музыка". Им принадлежит около половины всех публикаций о синестезии на русском языке, где учтены и итоги анкетного опроса всех музыкантов и членов других творческих союзов страны (см. подробнее об этом в "Интернете" ). И все это позволяет нам уверенно сказать: никакого "цветного слуха", понимаемого как буквальное "видение" цвета тональностей или тембров, по крайней мере, у упомянутых выше, да и других музыкантов - нет! Это миф, а само понятие "цветной слух" применительно к языку, к искусству, оказывается, есть "всего-навсего" метафора!..

Да, Скрябин мог сказать: "Я вижу До-мажор красным", но "вижу" здесь имеет другое значение (и назначение), чем "вижу зеленых чертей", в клинической диагностике. Одно и то же слово "вижу" бытует и при реальном восприятии реального визуального объекта, и при представлении его по памяти, и при воображении, в поэтическом тексте, и, простите, при псевдогаллюцинациях (непроизвольное видение "внутренним взором") и даже при галлюцинациях (уже реальное видение "того, чего нет"). Какое место занимает каждое из этих "вижу" в жизни человека, знает любой. Но что более важно, аналогичная многозначность (и различная значимость) наличествует и в бытовании понятия "со-ощущение" (досл.: syn-aesthesia). И в этом одна из главных причин, одно из главных объяснений драматической судьбы синестезии в науке. "Мысль изреченная есть ложь" - не просто поэтический парадокс, это подтверждается и той нестрогостью пользования, которая присуща даже в научном обиходе базовому для синестезии понятию "ощущение". Так, оно часто используется и вовсе во внесенсорном контексте: "ощущение радости", и в то же время обратный пример некорректности пользования словами: "органы чувств" (хотя следовало бы: "чувство радости" и "органы ощущений"). Подобная понятийная размытость, кстати, присуща многим языкам (например, при оперировании корневым "sense" в английском). Так что здесь мы имеем дело не с тривиальной терминологической недоговоренностью, а с последствиями того, что (sic!) - в реальном акте чувственного отражения ощущение и эмоциональная реакция на него синхронны и слиты!

Таким образом, в слове "синестезия" скрыто не только и не столько "со-ощущение", сколько "со-переживание", "со-чувствование". Особенно это заметно при восприятии качественных характеристик, определяющих сенсорную модальность, а это - именно цвет для зрения. Тут стоит вспомнить и о распределении в нем, в зрении, долей эпикритической ("содержательной") и особо интересующей нас протопатической ("аффектологически окрашенной") чувствительности. Вспомним и о выделении среди чувственных "свойств вещей" - по Дж. Локку - наряду с очевидными (объективными) "первичными" и "вторичных" (субъективных) свойств, к каковым опять-таки как раз и относится цвет.

Именно эти особенности цвета и заставляли музыкантов обращаться к нему как к чувственному эквиваленту эмоции, используемому ими для более точной и емкой конкретизации этой оценки применительно к аналогичным средствам своего искусства (тембру, тональности).

Именно на этой, глубинной основе формируются наиболее общие проявления "цветного слуха", которые - не без участия самовнушения - могут фиксироваться и форсироваться в сознании музыканта. Но это не означает вовсе, что тот же Скрябин, например, видел реально цветовые переливы при слушании или сочинении музыки, как полагал то не только нейрофизиолог А. Лурия, но и другой академик - искусствовед (!) В. Ванслов, который, как бы жалея и спасая Скрябина от постоянной "ряби в глазах", предположил у него удивительную способность... отключать свой "цветной слух", когда это ему было не нужно!

А в дискуссиях с нашими зарубежными коллегами приходилось выслушивать и такое: "А чем вы докажете, что Скрябин не был настоящим "синестетом", вот если бы сто лет назад проверить его мозг на томографе..." В нашем распоряжении находятся более ценные доводы - собственные скрябинские признания, которые воочию позволяют убедиться не только в том, что его цвето- тональные соответствия - это никакая не уникальная аномалия, но и что они построены по классическому трехзвенному принципу: "цвет - эмоция - тональность", причем в качестве посредствующего звена этой ассоциации "по сходству" могут участвовать не только глубинные, но уже и высшие, умные эмоции, функционирующие в сфере культуры (т.е. с учетом социальных, символических оценок и т.д.). Так, для Скрябина До-мажор - "земная", "материальная" тональность аналогично оценивается им и красный цвет, и именно потому Скрябин и связывает их в своей системе "цветного слуха", в которой, кстати, налицо наличие уже и чисто умозрительных моментов, проявляемых в стремлении подогнать свои ассоциации к схеме: "квинтовый круг тональностей - цветовой круг". О каком врожденном "цветном слухе" можно говорить здесь, если мы обнаружили в рукописях композитора следы поисков разных(!) вариантов продвижения к этой схеме, вплоть до попыток включения в цветовой круг невидимого инфракрасного и ультрафиолетового света!.. И тут следует вспомнить, что у Скрябина был относительный музыкальный слух. Именно поэтому, по нашему мнению, он был относительно(!) свободен в переборах разных вариантов "цветного слуха" и его проекции на свою музыку...

Иная ситуация - с Н. Римским-Корсаковым, у которого, как известно, слух был абсолютным. И именно его "цветной слух", по признанию многих музыкантов, служит как бы эталоном явления, будучи более "естественным", "непосредственным". Он не только сохранялся в течение многих лет, но и, более того, формировал логику тонального плана и выбор гармоний в его исключительно "живописной" музыке. И все это заставляло многих всерьез воспринимать "цветной слух" Римского-Корсакова как врожденное свойство его психики. Но внимательное знакомство с его собственными воспоминаниями, свидетельствами современников убеждает в том, что способность "цветного слуха" и у него является благоприобретенной. Он сам анализирует, как постепенно, в результате воспитания, накопления слушательского и композиторского опыта, у него начала складываться своя "семантика" тональностей, с наделением их определенными образными и эмоциональными характеристиками. Затем, заметим, не сразу, к ним стали прибавляться и эквивалентные им цветовые оценки. И здесь он специально подчеркивает возможность косвенных влияний ("синева" тональностей, используемых в ноктюрнах его предшественниками, и т.п.). Как бы то ни было, связь "тональность-цвет" постепенно сформировалась, и, при наличии абсолютного слуха, "намертво" закрепилась, - в подсознании, в памяти, в продуктах его творчества и т.д., причем настолько прочно, что порою он вспоминал вначале цвет, а уж затем саму тональность...

Продолжая прослеживать связь "цветного слуха" с собственно музыкальным слухом, обратимся теперь к уникальному случаю - музыканту К. Сараджеву, который обладал изощреннейшим абсолютным слухом (и гиперпамятью, подобно С. Шерешевскому у А. Лурия). Он наделял тональными признаками явления природы, людей и цвета. И, судя по всему, здесь аномальные суперспособности содействуют фиксации в сознании (точнее, в подсознании) уже любых случайных, прихотливых ассоциаций. (Так, все понравившиеся девушки "звучали" у Сараджева в Ми-бемоль, и - почему-то - тональность До-мажор он оценивал невероятно, как... "черную". В обоих случаях помог бы разобраться в генезисе этих причудливых ассоциаций психоаналитик.)

Кстати, лет сто назад, когда под "цветным слухом" понимали как раз именно случайные и поэтому не поддающиеся объяснению цвето-слуховые ассоциации, первый русский фрейдист психиатр Д. Ермаков восклицал: "На примере синестезии мы имеем блестящую победу концепции психологии симптомов Фрейда"! Он, понятно, акцентирует внимание на сексуальных переживаниях, в то время как мир ярких эмоций, могущих сопутствовать возникновению ранних ассоциаций, безграничен, и вытеснение в подсознание возможно не только под действием "цензуры", контролирующей "либидо" (но, главное, им раскрыт механизм формирования подобного милого, экзотического невроза, насколько безопасного, настолько и бесполезного). Так или иначе, именно этим объясняется то разнообразие "окрасок" гласных, цифр, имен, не поддающихся логике. Закономерным в них является именно отсутствие каких-либо внешних "закономерностей". Можно принять "красноту" скрябинского До-мажора, можно быть уверенным, что слово "понедельник" для 99% опрошенных имеет темный цвет, потому что день этот - тяжелый. Но какого цвета имя "Оля" - ответ может быть только персональным, ибо "понедельник" - для всех "тяжелый", а Оля у каждого была своя и одета могла быть в любого цвета платье.

Итак, на всех зарубежных симпозиумах модно нынче собирать подлинных "синестетов", и они могут до бесконечности спорить, какого цвета буква "А", какого вкуса звук саксофона - это их личное дело. Ибо их "цветной слух" - только факт их биографии, а выросший в недрах творчества (и, значит, обладающий определенной закономерностью) "цветной слух" Скрябина, Римского-Корсакова, Мессиана - это уже продукт и достояние культуры. И смешивать их тоже не следует...