Как показано нами ранее (см. сб.тезисов конференций "Свет и музыка"
г. Казань, 1969, 1979), сложившаяся у Римского-Корсакова система
образно-цветовой символики тональностей нашла воплощение в логике
тональных соотношений и изобразительной драматургии его произведений.
Особенно наглядно о том свидетельствуют оперы, где синтез музыки,
слова, сценического действия и декоративно-светового оформления в
полной мере позволил проявиться синестетическим представлениям
композитора. (Более того, в ремарках "Млады" он предписывал менять
цвет освещения, как выявил наш анализ, в соответствии с тональным
планом музыки!)
Пантеистический характер мировоззрения композитора обусловил частое
обращение к сюжетам, связанным с природой. Именно здесь его
синестетическое мышление выявилось наиболее четко. Характерно, что в
системе образно-цветовых характеристик тональностей у
Римского-Корсакова содержатся прямые аналогии с природными явлениями
(Ля мажор - "ясный, весенний, розовый, это цвет вечной юности", Фа
мажор -"ясно-зеленый, пасторальный, цвет весенних березок"). Образная
символика тональностей, а отсюда и цветовая, по нашему мнению, были у
него обусловлены наличием своего рода "тональной оценки" явлений
природы: "Все тональности, строи и аккорды, - говорил он, - по крайней
мере, для меня лично, встречаются исключительно только в самой
природе". Помимо образно-цветовых, многие тональности наделялись также
и эмоциональными оценками, используясь композитором для
соответствующей характеристики чувств героев.
Подтверждением тому может служить анализ оперы "Снегурочка". на
протяжении всей партитуры четко прослеживается прямая зависимость
между выбором тональности с ее определенным эмоционально-смысловым
значением и настроением действующих лиц. Так, слова Мороза "Известно
мне, что Солнце собирается сгубить Снегурочку" или рассказ Купавы о
вероломной измене Мизгиря находят музыкальное воплощение именно в
"зловещем, трагическом" до-диез миноре. Ариетта Снегурочки "Как больно
здесь! Как сердцу тяжко стало..." звучит в "элегическом" соль миноре.
Веселые хороводы и песни скоморохов написаны в "светлых", "радостных"
тональностях - До, Соль, Ре, Фа мажоре. Проявление любовных чувств
композитор передает преимущественно в "теплом" Ре-бемоль мажоре: Лель
выбирает Купаву, Снегурочка дарит последний вздох Мизгирю. Эта же
тональность иллюстрирует, как правило, и слова о самом тепле.
Например, Лель поет о Солнце: "Тепло его в речах моих и песнях", или
Весна - о встрече счастливых краев "за теплыми морями". Народ
приветствует гимном "владыку среброкудрого" и поет песнь Яриле-Солнцу
("Свет и сила") в "сильном" Си-бемоль мажоре.
Многочисленны примеры воплощения картин природы в соответствующих
тональностях. Снегурочка впервые появляется в "синем" Ми мажоре, а
Весна-красна в "весеннем, розовом" Ля мажоре. В той же тональности
Лель поет о восходящей заре. Ария Мизгиря "На теплом синем море"
написана в "серо-синеватом" си-бемоль миноре. Доминанта одноименного
мажора звучит на ремарке "Мизгирь бросается в озеро". Синестетическая
многозначность Ре мажора проявляется в разнообразном его использовании
как для иллюстрации "царственности" шествия Берендея, так и солнечного
сияния. В финале оперы, точно на ремарке "Яркий луч света прорезывает
утренний туман", дается смена Ре-бемоль мажора на Ре мажор.
Поразительна забота композитора о реализации цветовых ассоциаций даже
на уровне соответствия отдельным словам текста. (Наиболее яркий пример
- гармонический ход в речитативе Берендея: Ля, Соль, Фа, Ми, Ре, До,
Си-бемоль. Фа на словах: "На розовой заре в венке зеленом среди своих
ликующих детей счастливый царь пойдет навстречу солнцу".)
Проведенный анализ опер Римского-Корсакова (прежде всего, "Млады")
убеждает в необходимости учитывать отмеченные выше особенности
музыкального мышления композитора в сценографическом их освоении.
Цветотональная расшифровка "Снегурочки" передана Татарскому театру
оперы и балета им.М. Джалиля для возможного ее использования в
предстоящей постановке осенью 1987 г.
Опубликовано в кн.: Синтез искусств в эпоху НТР. Сб. тезисов
науч.-техн. семинара, 20-30 сент. 1987. - Казань: КАИ, 1987, с.
95-97.