Изучение синестезии – межмодальных связей в системе чувственного отражения – и ее участия в искусстве, является ярким примером бесконечных "драм идей", которые могут разворачиваться при изучении человека и культуры. Они постоянно сопутствуют исследованиям, инспирированным изначально экзотическими синестетическими новациями поэтов-символистов (Ш. Бодлер, А. Рембо, К. Бальмонт) и первыми реальными экспериментами в области светомузыки (А. Скрябин, А. Шёнберг).

Являясь одновременно объектом интереса филологической, эстетической наук, активно исследующих проявления синестезии в языке, поэзии, искусстве, синестезия, увы, меньше всего изучена в ее исходных основаниях, т.е. с точки зрения психологии, физиологии, которые должны были объяснить ее природу как психического феномена.

Парадоксально, но факт: выясняется, что по сей день в них смешиваются следующие разнородные явления, наделенные одним названием: "син-эстезия" (досл. "со-ощущение"):

1. Весьма редкие, аномальные формы реальных соощущений (которые, кстати, можно искусственно моделировать в лабораторных условиях с помощью галлюциногенов);
2. Более распространенные навязчивые, случайные связи невротического характера (возникающие при сильном переживании в детстве и, будучи утопленными в подсознание, преследующие затем человека как некий "милый невроз");
3. Наиболее распространенные синестезии ассоциативного происхождения (норма явления), общезначимые для людей, пребывающих в единых природно-социальных условиях (и зафиксированные в обыденном языке).
4. И, наконец, синестезии, продуцируемые в ранге преднамеренных межчувственных сопоставлений в творческом, художественном процессе (индивидуального происхождения, они предназначены и могут служить для общего пользования, ибо опираются на опыт естественного функционирования, по п. 3).

И все было бы не столь драматично, если проявления синестезии в искусстве постоянно не пытались объяснять как аномалию, пусть и особого рода, полезную и чудесную (предрассудок столь же устойчивый, как попытки механистического, мистического, атавистического толкования синестезии, неизменно входящие в противоречие со здравым смыслом при стремлении понять роль и функции синестезии в языке, в поэзии, в музыке). Оставим для медиков и психоаналитиков эти отклонения от нормы (п. 1 и п. 2), сохраняя за ними статус факта личной биографии или анамнеза. Акцентируем внимание на общезначимой и важной для человечества норме (т.е. на п. 3 и п. 4), признавая за ней уже статус факта культуры. При этом наш анализ показывает, что каждая эпоха обладает своим растущим "синестетическим фондом", определяемым целым рядом детерминант социального характера.

Анализ современной литературы о синестезии с большей уверенностью подтверждает прежние выводы казанской школы синестезии: именно искусство, будучи универсальным способом актуализации человеческой чувственности, и является той сферой социальной практики, где формируется и культивируется способность межчувственных сопоставлений. Поэтому изучение любого конкретного проявления синестезии невозможно без учета культурного контекста. Забвением этого, кстати, и объясняется полное равнодушие к синестезии как недостойной внимания в современной отечественной oqhunknchh (скрывающей за этим свою беспомощность перед сложным явлением психики), и патологизация синестезии, в том числе художественной, у части зарубежных коллег (подверженных позитивистским настроениям). В мировой науке сегодня наблюдается подлинный синестетический бум, но без осознания ситуации решение проблемы еще надолго будет обречено на неадекватность.